Где-то мы напортачили, — сказал Саша Рубцов, председатель кооператива. — Завтра у нас непременно получится. Завтра к нам приезжает консультант из Москвы, большой дока по колокольным делам.
Бывает же такое везение! Консультантом оказался тот самый человек, которого я безуспешно разыскивал в столице. Представился:
— Жихарев Александр Иванович, водитель.
Александр Иванович человек необычайно застенчивый. О колоколах рассказывает взахлеб, о себе — с запинкой. Но кое-что я из него вытянул.
Колоколами «мается» пятнадцатый год. Самостоятельно проштудировал литературу по цветному литью и все, что есть на русском языке в Библиотеке имени В. И. Ленина по колоколам.
Первый колокол Александр Иванович отлил пять лет назад. Так что на сегодняшний день он — самый сведущий в нашей стране колокольщик.
Заинтересовавшись новой для себя темой, я столько всего перечитал, что сумел почти на равных беседовать с Жихаревым. Но в моих книжных знаниях есть пробел: нет ясности с колокольным языком.
— Разве не все равно, чем и куда ударить? — спрашиваю.
— О, хороший язык — половина дела, — говорит Александр Иванович. — По старым канонам язык надо ковать из мягкого чугуна. Поначалу и я так делал. А потом озадачил себя раздумьями. Кованые редко бьют куда надо. Например, у «Большого Сысоя» в Ростове Великом удар идет намного выше звуковой дорожки. Опять же со временем растягиваются ременные пет-ли, и тогда язык бьет ниже звуковой дорожки, а то и вовсе разбивает коло-кол. И я решился. Сделал необходимые расчеты и заказал токарю выточить стержень из стали, а из мягкого чугуна — язык, напоминающий по форме грушу. На конце стержня и внутри «груши» сделали резьбу. Мои языки били точно в звуковую дорожку, и колокола запели…
— Почему вы говорите «били»? А сейчас?
Александр Иванович вздохнул:
— Я ведь лью колокола не для баловства. Служители церкви не приняли нововведения и порекомендовали вернуться к кованым языкам.
…На другой день, в субботу, кооператоры заложили сразу два колокола. Перед варкой бронзы Геннадий Мещеряков, Александр Жихарев и плавильщики держали долгий совет, всякий раз переходя на шепот, когда я будто невзначай оказывался рядом. Очевидно, речь шла о каких-то секретах ремес-ла, о которых неспециалистам знать не следовало. Одно я понял: газовые печи вносят непредсказуемые поправки в сплав меди с оловом. Придется теперь кооператорам снова поломать голову над технологией.
А дальше случилось самое интересное. Оказывается, Александр Иванович предусмотрительно запасся освященной водой, которой и окропил литейный цех…
Рабочие запереглядывались, послышался сдавленный смешок.
— Не смейтесь, пожалуйста, — попросил Жихарев. — У меня самые первые колокола тоже получались ущербными. А когда отец Симеон из Данилова монастыря посоветовал крестить их во время заливки формы, дело пошло на лад. И вот что еще, ребята: не курите, не сквернословьте, не гомоните, когда металл остывает и выстраивается кристаллическая решетка. Отнеситесь к рождению колокола с таким же уважением, как к живому существу.
По этой ли причине, по какой другой, но колокола и впрямь вышли певучие. На радостях рабочие попросили моего коллегу запечатлеть их на фоне самого голосистого «воропежца».
Что и было исполнено.
Возвратившись в Москву, я вновь побывал и художественно-производственном объединении Русской православной церкви, встретился с духовным цензором, архимандритом Алексеем. Что меня привело к нему? В прежние времена колокола отливали исключительно верующие люди. При этом читались специальные молитвы, во время которых колокол, как будущий воитель против сатанинских сил, аккумулировал, считают священнослужители, энергию святости. А ныне работы ведут в основном атеисты. Ну, если не атеисты, в истинном повиманин этого слова, то, во всяком случае, не принимающие всерьез божественную идею. Как же церковь выходит из столь щекотливого положения?
— Существует обряд освящения колокола, — говорит архимандрит Алексей.
— Не возвращение ли религиозного сознания способствует возрождению интереса к колокольному делу?
— Скорее это — возрождение многих традиций, в том числе и традиции при каждом храме иметь колокольню с неповторимым звучанием. Ведь колокола и божий храм — единый организм.
Журнал Молодой Коммунист #2 1990 г.
Бывает же такое везение! Консультантом оказался тот самый человек, которого я безуспешно разыскивал в столице. Представился:
— Жихарев Александр Иванович, водитель.
Александр Иванович человек необычайно застенчивый. О колоколах рассказывает взахлеб, о себе — с запинкой. Но кое-что я из него вытянул.
Колоколами «мается» пятнадцатый год. Самостоятельно проштудировал литературу по цветному литью и все, что есть на русском языке в Библиотеке имени В. И. Ленина по колоколам.
Первый колокол Александр Иванович отлил пять лет назад. Так что на сегодняшний день он — самый сведущий в нашей стране колокольщик.
Заинтересовавшись новой для себя темой, я столько всего перечитал, что сумел почти на равных беседовать с Жихаревым. Но в моих книжных знаниях есть пробел: нет ясности с колокольным языком.
— Разве не все равно, чем и куда ударить? — спрашиваю.
— О, хороший язык — половина дела, — говорит Александр Иванович. — По старым канонам язык надо ковать из мягкого чугуна. Поначалу и я так делал. А потом озадачил себя раздумьями. Кованые редко бьют куда надо. Например, у «Большого Сысоя» в Ростове Великом удар идет намного выше звуковой дорожки. Опять же со временем растягиваются ременные пет-ли, и тогда язык бьет ниже звуковой дорожки, а то и вовсе разбивает коло-кол. И я решился. Сделал необходимые расчеты и заказал токарю выточить стержень из стали, а из мягкого чугуна — язык, напоминающий по форме грушу. На конце стержня и внутри «груши» сделали резьбу. Мои языки били точно в звуковую дорожку, и колокола запели…
— Почему вы говорите «били»? А сейчас?
Александр Иванович вздохнул:
— Я ведь лью колокола не для баловства. Служители церкви не приняли нововведения и порекомендовали вернуться к кованым языкам.
…На другой день, в субботу, кооператоры заложили сразу два колокола. Перед варкой бронзы Геннадий Мещеряков, Александр Жихарев и плавильщики держали долгий совет, всякий раз переходя на шепот, когда я будто невзначай оказывался рядом. Очевидно, речь шла о каких-то секретах ремес-ла, о которых неспециалистам знать не следовало. Одно я понял: газовые печи вносят непредсказуемые поправки в сплав меди с оловом. Придется теперь кооператорам снова поломать голову над технологией.
А дальше случилось самое интересное. Оказывается, Александр Иванович предусмотрительно запасся освященной водой, которой и окропил литейный цех…
Рабочие запереглядывались, послышался сдавленный смешок.
— Не смейтесь, пожалуйста, — попросил Жихарев. — У меня самые первые колокола тоже получались ущербными. А когда отец Симеон из Данилова монастыря посоветовал крестить их во время заливки формы, дело пошло на лад. И вот что еще, ребята: не курите, не сквернословьте, не гомоните, когда металл остывает и выстраивается кристаллическая решетка. Отнеситесь к рождению колокола с таким же уважением, как к живому существу.
По этой ли причине, по какой другой, но колокола и впрямь вышли певучие. На радостях рабочие попросили моего коллегу запечатлеть их на фоне самого голосистого «воропежца».
Что и было исполнено.
Возвратившись в Москву, я вновь побывал и художественно-производственном объединении Русской православной церкви, встретился с духовным цензором, архимандритом Алексеем. Что меня привело к нему? В прежние времена колокола отливали исключительно верующие люди. При этом читались специальные молитвы, во время которых колокол, как будущий воитель против сатанинских сил, аккумулировал, считают священнослужители, энергию святости. А ныне работы ведут в основном атеисты. Ну, если не атеисты, в истинном повиманин этого слова, то, во всяком случае, не принимающие всерьез божественную идею. Как же церковь выходит из столь щекотливого положения?
— Существует обряд освящения колокола, — говорит архимандрит Алексей.
— Не возвращение ли религиозного сознания способствует возрождению интереса к колокольному делу?
— Скорее это — возрождение многих традиций, в том числе и традиции при каждом храме иметь колокольню с неповторимым звучанием. Ведь колокола и божий храм — единый организм.
Журнал Молодой Коммунист #2 1990 г.